Решив, что они слепые, детектив стал аккуратно на цыпочках проходить между ними. В дальнем углу к верху поднималась лестница, по которой Юрий надеялся покинуть помещение. И когда он был уже на середине пути, то неудачно столкнулся спиной с одним из рабочих. Мужик среднего роста с длинной небрежной бородой остановился, приблизился к Черкасову и стал принюхиваться, причём манеры его больше напоминали звериные, нежели человеческие. Скорчив ужасную гримасу, это подобие человека завопило голосом не человеческим, а больше напоминающим звериный вой. В следующий момент этот звук был приглушен резким боковым ударом кулаком в область щеки господином Черкасовым. На последок, детектив решил сделать несколько снимков и достав свой серебристый немецкий фотоаппарат осветил вспышкой помещение.
«Ну все, пропал» – подумал Юрий, когда за дверью уже слышались громкие голоса на незнакомом языке. Но вдруг Юрий услышал как с боку сработал слив в колодец небольшого размера. Верх его был шириной чуть больше метра, каменное сооружение прикрывал небольшой лист из тонкой стали. Юрий оттолкнул его в сторону и оперся руками об колодец. Внизу, метрах в восьми, отражался потолок цеха. «Наверняка этот колодец часть городской канализации, созданной ещё австрийцами, тогда она выведет меня прямиком к центральному искусственному водоему» – подумал Юрий.
Недолго думая, он завернул, свою камеру в пленку, и прыгнул в колодец. Ледяная вода, подобная тысячи мелких иголок, пронзила тело детектива. Перед Юрием открылся длинный коридор подземной системы слива.
Ему пришлось двигаться в полной темноте. Направление своего движения Юрий выбрал по течению.
«Какая мерзость» – говорил про себя Черкасов, притрагиваясь к покрытым нечистотами стенам туннеля. Ему приходилось продвигаться в полнейшей темноте, по плечи в мутной воде гусиным шагом, так как выпрямиться в полный рост, размер туннеля не позволял. Юрий продвигался к слабым проблескам света где-то впереди, через десять метров туннель поворачивал направо. Здесь наконец-то свет стал ярче, и перед детективом предстала лестница ведущая вверх. Ухватившись за поручни, он стал подниматься к выходу. Вскоре, Черкасов подтолкнул к верху крышку люка, которая легко поддалась.
Когда детектив выбрался из люка, перед его взором предстала широкая улица. Одежда на Юрии была полностью промокшей и источала запах нечистот. Казалось бы, пронесло, но не тут-то было. Из-за поворота раздался гул приближающегося авто и по крикам, доносившимся вперемешку с моторным ревом, можно было догадаться, что эти люди были по душу Черкасова.
Юрий бросился в пространство между двумя домами, надеясь скрыться в лабиринте многоэтажек, но это не спасло его. В последний момент преследователи увидели фигуру, ускользающую в темноту. Подъехав к люку, четверо джигитов повыскакивали из потрепанного кабриолета Рено и бросились преследовать Черкасова. В свете фар боковым зрением Юрий заметил, как поблескивали начищенные маузеры кавказцев в руках, но судя по всему, они не спешили их применять.
«Я им живым нужен, – произносил в голове Черкасов, – максимум в ногу ранят чтобы говорить мог, не беда». И правда, через пару секунд после этих размышлений, рядом с бегущим детективом стали свистеть пули, причем ниже пояса: «Лишь бы не выше колен целились, сволочи, уж пусть тогда выше пояса стреляют».
Юрию приходилось постоянно маневрировать между стенами зданий, уже стала напоминать о себе старая рана, покалывая в левом бедре, но, не смотря на это, Черкасов не сбавлял темп. Не сбавляли его и преследователи, которые ощущали себя в роли борзых, загоняющих обреченную жертву. Они были в предвкушении момента, когда загнанный обессиливший зверь попадет им в лапы и будет принесен хозяину. За это получат они награду, подобно тому, как верный пес приносит своему повелителю добычу. Азарт переполнял их душу.
Черкасов споткнулся – это было банальное невезение, которое могло стоить жизни. Он задержался на одном месте чуть более двух секунд, но этого хватило для того чтобы преследователи настигли его. Завязалась потасовка, численное превосходство которой было далеко не на стороне Черкасова, решило исход противостояния. Одного из нападавших детектив уложил боковым ударом в череп. Сзади подкрался рыжебородый парень, со шрамом на пол лица, и огрел его кастетом по голове. После того, как Черкасов потерял равновесие, четверо джигитов с легкостью свернули его в бараний рог и потащили к машине.
«Попался, шакал проклятый, – шептал сквозь зубы рыжебородый, ведя Черкасова под руку – ничего, приведем к Руслану, он тебя мерином сделает, по-другому завопишь».
Когда до автомобиля оставалось каких-то двадцать метров, вблизи раздался сильный гул и в воздухе повис загадочный аппарат. По форме он напоминал лодку: к самому корпусу крепились два поплавка. Это свидетельствовало о том, что аппарат поднялся с воды. Над самим корпусом вращался огромных размеров винт, сзади тянулся длинный хвост, на котором также вибрировали винты. В сторону Черкасова от вертолета засветил прожектор. Все это привело в замешательство кавказцев, которые стояли, раззявив рты. В следующую секунду со стороны вертолета отделилась ракета, из хвоста которой вырывалась яркая вспышка пламени. Снаряд моментально превратил машину в груду горящего мусора. Вертолет с ревом пронесся над пустующими зданиями и завис над трясущимися от страха сынами гор. Из громкоговорителя раздался голос с требованием немедленно освободить пленника, что было сиюминутно выполнено. Черкасову бросили веревочную лестницу, по которой он стремительно забрался в аппарат. Вертолет поднялся на несколько десятков метров вверх, затем пролетел квартал вперед и сделал крутой низкий вираж, во время которого из сопла под корпусом в сторону опустевшего здания выбросил струю горящей жидкости. После этого джигитов и след простыл, они бежали как зайцы.
– Тише будь, угробишь нас, дурак, – вопил испуганный Есенин.
– Не боись, малец, я каждую деталь в этом аппарате своими руками перебрал. Да и стажу летного стажа у меня больше по часам, чем у тебя кувыркания с бабами за всю жизнь, – сказал пилот Михаил.
– Ну да, чуть больше ноля, уже хорошо, – добавил Черкасов.
4
Было 4:40 утра, Черкасов сидел в расслабленной позе, облокотив голову на руку, его локоть упирался в замусоленный рыбьими кишками и моторным маслом стол. Напротив сидел механик Михаил, оба были изрядно пьяны. На диване в углу спал, как младенец, положив руки под голову и завернувшись в плед Есенин.
На столе стояла почти допитая четверть самогона, из закуски остались лишь вяленый лещ и пол буханки черного хлеба, три граненных стакана были пусты. Сидели они на веранде, которая выходила на озеро. Легкий туман стелился над водой, а вдалеке над соснами уже начинало вставать солнце.
– Послушай, приятель, – поднял голову Черкасов, – что за бардак у тебя? Когда марафет, наконец, наведешь?
– Прошу извинить, Юрий Николаевич! – сказал механик, прижимая руку к сердцу. Немедля приму надлежащие меры. В следующий раз, как в императорском дворце будет.
Юрий повернул голову в сторону озера.
– Ну ладно, – протянул Черкасов, – где сейчас марафет этот найдешь!
Михаилу Ивановичу Сомову было 54 года. Это мужчина крепкого телосложения, небольшого роста всегда с красным лицом: либо от водки, либо от жара мотора. На гусарских усах часто можно было увидеть следы копоти или остатки пищи. Серые глаза всегда смотрели на собеседника с особым интересом. Раньше это был талантливый инженер и богатый человек, работавший в команде Сикорского. Затем после того как Сикорский свернул все свои работы в России, не найдя понимания со стороны правительства, Михаил оказался не у дел. Слишком узкая специализация «Вертолетостроение», не позволяла найти подходящую работу. И пришлось перебиваться мелкими подработками. Домик на берегу озера пришел в запустение. Крыша протекала, стены покосились, порой жилище казалось полностью заброшенным, лишь гул мотора из добротного ангара нарушал тишину.
– Я когда под началом Игоря Ивановича работал, то за порядком уж как хорошо следил. В цеху всегда уборщика гонял, тот по 3 раза в день помещение намывал. Зайдет так Сикорский в цех, там пальцем ткнет, над разбросанными деталями пожурит. Не любил нашу русскую безалаберность начальник, оттого, думаю, за границу и свалил. Чужд ему русский дух был. Прямо как Герцену, что со славянофилами спорил постоянно. Я думаю, что западником был наш Иваныч, любил европейское все.
– Многим русским свойственно идеализировать запад, Иваныч. Но как только некоторые из них попадают туда, то в большинстве своем разочаровываются в нем и носителях его культуры. Многие русские считают, что Россия должна пройти тот же путь, что и западная Европа. Но, понимаешь ли, они часто опускают тот факт, что мы особая цивилизация и у нас свой особый путь развития, – Черкасов остановился, чтобы закурить папиросу.
